Как же люди выбирают лягушачью позицию? Самое ин­тересное, что ее и не выбирают, а в нее попадают. Никто не спрашивает желания — хотите вы или нет быть лягушкой. Все люди вырастают лягушками, без исключения, независи­мо от родителей, родственников, учителей и прочих значи­мых фигур. Лягушками вырастают, а принцами становятся. Давайте подробнее рассмотрим этот процесс.

В начале своей жизни, до тех пор, пока не сформирована вторая сигнальная система, ребенок не осознает себя: он еще не владеет словом, необходимым для осознания инстру­мента. Это, однако, вовсе не означает, что ребенок не дума­ет. Его мысли имеют несловесное оформление и в значи­тельно большей степени, нежели словесно оформленные мысли, связаны с эмоциями, с оценкой событии. Результа­том такого детского мышления является скорее не умозак­лючение, а отношение.

Подобный механизм мышления не исчезает и у взрослых. Более того, многочисленные отношения, выработанные че­ловеком в детстве, не исчезают, сохраняются у него всю жизнь, он следует этим своим решениям, по большей части не отдавая отчет, почему он поступает так, а не иначе.

Какое же первое отношение вырабатывает новорожден­ный ребенок? Здесь мы с вами проследим за рассуждения­ми Томаса Харриса. «Исторически» первое формируемое маленьким человеком отношение — это отношение к себе. Представим себе ребенка и попробуем реконструировать этот процесс.

Маленькое дитя беспомощно. (Недаром в некоторых язы­ках его называют ОНО). Оно нуждается в удовольствии, в получении положительных эмоций. Эти эмоции ему достав­ляет кормление, ношение родителями его на руках, сухие пеленки, ласковые с ним разговоры, то есть все то, что в транзактном анализе называется «поглаживаниями». Однако ребенок не может сам обеспечить подобные поглаживания — ни накормить, ни переменить пеленку, ни поговорить со взрослыми. Более того, чтобы привлечь в случае необходи­мости их внимание, ему самому приходится прибегать не к поглаживанию, а к «пошлепыванию» — плачу, громкому крику. Какое в этом случае может быть выработано отно­шение к себе? Беспомощности, неспособности повлиять на окружение, незначительности, слабости. Попутно заметим, что подобное ощущение себя вырабатывается у всех, абсо­лютно всех детей; поскольку что бы не делали родители, как бы они не заботились о своих детях, все равно ребенок не может получать поглаживания самостоятельно, и это способствует появлению и упрочению указанного отноше­ния к себе. Если бы ребенок мог сформулировать свои ощу­щения, они звучали бы примерно так: «Я ничего не могу, ни накормить себя, когда хочется; ни убрать грязные холодные пеленки; ни получить ласку окружающих, когда нужно. Все, что я могу — это ждать заботы и ласки других людей. Но не я решаю, когда смогу их получить». Это первое отношение к себе ребенка — «Я — нехоро­ший, плохой».

Физические манипуляции, производимые родителями, ребенок переводит на свой психологический язык как при­знание того, что его заметили, что он нужен, что о нем не забыли. Но дитя чувствует, что оно отдано на милость другого человека, во власти которого находится принятие решения о поглаживании или пошлепывании. Поэтому дру­гие люди — источник поглаживаний, выступают для него как «хорошие», и восприятие другого, прежде всего, своих родителей, складывается как «Ты — хороший».

Таким образом, первое отношение к жизни или первая жизненная позиция, говоря языком транзактного анализа, — «Я — плохой, Ты — хороший». Не подозревая об этом решении, люди могут жить с ним всю жизнь. Это, несо­мненно, лягушачья позиция, но ведь редко кто задумывает­ся над тем, почему он так живет. Когда люди начинают над этим размышлять, происходит сбрасывание лягушачьей кожи.

Что значит «Я — плохой» для ребенка? Это: я малень­кого роста, я беспомощный, беззащитный, ничего не могу делать правильно, я неуклюжий, грязный, глупый.

Что значит «Ты — хороший»? Ты большой, ты всегда прав, ты знаешь, «как надо», умный, красивый, ты контро­лируешь меня, можешь, имеешь право управлять мной, на­градить или наказать меня.

Здесь возможны два варианта дальнейшего поведения лягушки с такой жизненной позицией. (Кстати, эту пози­цию мы будем называть «зеленая лягушка».) Оба вариан­та органичны для подобного отношения к жизни и, несмот­ря на некоторые внешние отличия, в чем-то очень схожи. Первый вариант — полностью следовать отношению «Я — плохой». В этом случае жизнь строится как прямое выпол­нение «скрипта», то есть детских неосознанных решений-представлений о том, какова должна быть жизнь. Это вари­ант ухода от активного участия в действительности, в ко­торой так трудно и болезненно существовать среди «хороших» людей. Человеку хочется получать поглаживания, но их так мало выпадает на долю, и тогда он начинает мечтать о поглаживаниях, которые мог бы получить (из этого выра­батывается девиз «Если бы»), либо может получить (девиз «Когда»).

Некоторые зеленые лягушки провоцируют окружающих на то, чтобы те давали им шлепки и бывают подсознательно этим довольны — ведь они подтверждают свою позицию «Я — плохой». Такие лягушки живут под девизом «А что, если», ожидая от будущего таких же неприятностей, как и от настоящего и прошлого. В активном варианте они как бы говорят: «Ты считаешь меня плохим, так я и буду плохим».

Другой вариант — иногда зеленая лягушка пытается жить вопреки скрипту и создает как бы антискрипт (также, впрочем, неосознанно). Такая лягушка считает, что она сможет в конце концов избавиться от своей шкурки, когда она что-то сделает (опять девиз «Когда»). Только когда она достигнет поставленной цели, тогда она, наконец, ста­нет человеком. Но эта цель подобна горной вершине: стоит лишь на нее взойти, тут же взору открываются новые вер­шины. И лягушка вынуждена опять пришпоривать себя в подъеме на следующую кручу, и так до бесконечности, при­чем времени на то, чтобы остановиться и порадоваться до­стигнутому нет — «зовет путь-дорога».

Однако, независимо от того, следует лягушка скрипту или антискрипту, ничего в ее жизни не меняется — незави­симо от того, делает она что-нибудь, или не делает, она все равно остается «плохой» — до тех пор, пока не изменяется позиция.

Дитя, приняв решение «Я — плохой», постоянно полу­чает от окружающих подтверждение его правильности. Что мы обычно говорим детям (да и друг другу) о них? — «Ты нехороший мальчик, не хочешь одеваться». Что слышит ребенок? «Ты — плохой».

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Ты неряшливая девочка, разбросала все игрушки! (Ты-плохая).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Вова, почему я должна по нескольку раз звать тебя к столу? (Ты-плохой).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Очень жаль, Вера, что ты не способна думать ни о чем, кроме нарядов! (Ты-плохая).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Ты мог бы найти себе девушку и получше! (Ты-плохой).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Ты только об этом и думаешь! (Ты-плохой).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->У Митюхина уже дом и машина, а ты! (Ты-плохой).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Это ты ее так воспитала! У Топорковых дочь не принесла в подоле! (Ты-плохая).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Какие у Анатолия Михайловича были похороны! Тебе такие и не снились! (Ты-плохой).

Что же мы говорим детям (да и друг другу) о себе?

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я знаю лучше тебя! (Я-хороший).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я не разрешаю тебе есть варенье! (Я-хорошая).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я позабочусь о тебе! (Я -хороший).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Хорошо, ты можешь пойти погулять. (Я-хорошая).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я говорила тебе, что в один прекрасный день ты сломаешь ногу! (Я-хорошая, поскольку мой прогноз под­твердился, а ты-плохой, поскольку мой прогноз подтвер­дился).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я говорила тебе, что если не будешь учить уроки, получишь двойку! (Я-хорошая, поскольку мой прогноз под­твердился, а ты-плохая, поскольку мой прогноз подтвер­дился).

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я говорила, не выходи за него замуж! (Я-хорошая, ты-плохая).

- Так мы воспитываем своих детей и учеников, исходя из самых лучших побуждений, и выращиваем больших зеле­ных лягушек.

Постоянно ощущать свою «плохость» очень тяжело и лягушка стремится хоть на какое-то время избавиться от этого чувства, получить небольшое расслабление. Для этого зеленые лягушки, с самого раннего детства, играют в ос­новную игру своей жизни — «Мое лучше». Когда им уда­ется выиграть, они чувствуют временное облегчение, хотя в глубине души все равно знают, что они — плохие.

Вам досталась лучшая игрушка, чем соседу. Почему? Потому, что вы лучше, чем он. А вот если наоборот, значит вы все-таки плохой. А у меня больше конфет — я лучше. Сестру наказали, а меня нет. Я лучше и с удовольствием посмеюсь над ней. Вы наверняка слышали, как дети гово­рят:

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->У меня лучшая машинка!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->А у меня платье красивее!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->У меня самая красивая мама!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->А у меня самая толстая!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Мой папа всех сильнее!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->А мой самый богатый!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->У меня видик японский!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->А у меня компьютер!

Лучший вариант этой игры нам довелось услышать в исполнении собственного пятилетнего ребенка, когда он спо­рил со своей подружкой-ровесницей:

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я старше тебя!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Нет, я старше!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я уже в школу пошел!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->А я уже закончила школу!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я в институте учусь!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->А я начальник!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->Я уже на пенсии!

<!--[if !supportLists]-->—   <!--[endif]-->А я уже умер!

К сожалению, без изменения отношения к жизни, внеш­ние достижения никогда надолго не помогают. Они дейст­вуют, как наркотик — приносят временное облегчение; и человек вновь должен искать доказательства, что он не та­кой уж плохой. Во взрослом возрасте люди стараются иметь дом, лучший, чем у соседей; лучше одеваться, чем Афроди­та Сергеевна; иметь лучший холодильник, СВЧ-печь, теле­визор, видеомагнитофон, машину, детей, научную степень, должность, зарплату, связи — в конце концов, место на кладбище и памятник.

Приобретения могут быть и отрицательными, но тем не менее выполнять свою роль — доказывать, что у меня все — самое-самое: я больше всех болею, у меня самые худшие оценки, меня всегда обсчитывают в магазине, мне сделали самую тяжелую операцию, мне чаще изменяет муж, мне никогда не везет в жизни, моя судьба — хуже всех.

Играя в эту игру, выросшее дитя неизбежно приходит к неизменным «Если бы я не...», «Когда я, наконец...», «А что, если...». И так существует, либо переживая прошлые неудачи или победы (что, впрочем, для него одно и тоже, поскольку он все равно остается плохим); или ожидая буду­щие, не в состоянии понять, что с ним происходит в насто­ящем.

Впрочем, зеленая лягушка не так уж и безнадежна. Для педагога это наилучшая разновидность лягушек (ведь вы помните, что все дети, которых вы обучаете, — лягушки). Такая лягушка может воспринять педагогическое воздейст­вие именно потому, что другой — в данном случае педагог, хороший. Поэтому доверие зеленой лягушки заслужить вполне реально. Это семья и жизнь может ее научить с подозрением относиться к другим людям, но изначально она им доверяет. А ведь получить знания можно только у человека референтного, вызывающего уважение («Ты-хороший»).

Здесь все дело за педагогической техникой.

Позиция «Я-плохой, ты-хороший» формируется на пер­вом году жизни и у большинства людей сохраняется далее до конца их дней. Зеленая лягушка — большей частью обычная посредственность. Но не всем детям везет стать зеленой лягушкой. Часть их меняет свое отношение к жизни на втором году и становится «серыми лягушками». Про­исходит это после того, как ребенок начинает самостоятель­но передвигаться. Для некоторых родителей это служит сиг­налом окончания заботы о ребенке. Нет, конечно, они про­должают его кормить и одевать, но лишают поглаживаний.

Раньше ребенок получал поглаживания автоматически, когда его брали на руки. Теперь этого нет. «Холодные» родители забывают, что детей следует ласкать. Как только ребенок начинает ходить, он лишается значительной доли физических проявлений любви. С другой стороны, ему все чаще достаются различные наказания; кроме того, начина­ется этап приучения к туалету, доставляющий малышу мас­су хлопот и огорчений («Опять ты не попросился на горшок»). Ребенок получает неприятные ощущения и от самого себя, т.к. падает или попадает в неприятные ситуации.

Жизнь, которая была для него достаточно комфортной сначала, становится кошмарной. Поглаживаний катастро­фически мало. Если состояние заброшенности и затрудне­ний длится в течение второго года жизни, дитя формирует позицию «Я-плохой, ты-плохой».

Это означает, что человек не живет, а проживает, про­ходит сквозь жизнь, не замечая ее. Здесь нет надежды. Человек прекращает борьбу, отгораживается от мира и лю­дей. Укрепившись в этой позиции, ребенок уже не способен воспринимать поглаживания, которые ему временами удает­ся получать от других. Он закрыт для положительного опыта, т.е. если у него что-то получается, он в чем-то добивается успеха, то не воспринимает это как собственное достиже­ние, а считает, что ему просто «повезло» и потому он не может повторить свои же успешные действия. Точно так же он не может выделить успешные действия другого чело­века, поскольку и другим — «везет», то есть: «Что ни делай, все равно толку не будет. Так стоит ли стараться!?».

С таким ребенком, а впоследствии со взрослым, очень трудно иметь дело, поскольку все окружающие для него — родители, учителя, руководители, психотерапевты и т.д. — все «плохие», а таким людям нельзя доверять, ведь они — незначимые, от них не стоит ждать ничего положительного и потому научить ничему «стоящему» и хорошему они не могут. Все, что они делают или предлагают, направлено против „ребенка, ему во вред, может только ухудшить его положение; и потом, что ни делай, все равно — сплошная безысходность.

Иную позицию принимают дети, которым судьба препод­носит жестоких родителей. На втором и третьем году жизни они вырабатывают отношение «Я-хороший, ты-плохой». Каким образом это происходит?

Такую позицию, которую мы называем «коричневой ля­гушкой», вырабатывают дети, которых родители избивают — иной раз до посинения, до сломанных костей, открытых ран. Бьют жестоко, не соразмерно детскому деянию. Чтобы дети не сделали, они всегда получают только побои. Эти дети с «молодых ногтей» знают, что такое боль.

Такой ребенок привыкает к мысли, что от взрослых никогда нельзя получить поглаживания. Другие — лишь источник боли. Вдали от всех, в одиночестве дитя «зализы­вает» свои раны, пытается найти утешение в себе; любое . появление взрослого заставляет его сжиматься в комок, ожи­дая новых побоев. Единственное желание — оставьте меня в покое, не трогайте меня! Вы — плохие!

Ребенок чувствует, что ему будет хорошо только в том случае, если он будет один. Он может получить поглажива­ния только от себя самого. Значит он — хороший.

Позиция я-хороший, ты-плохой во многом имеет «кри­минальный» оттенок. Ребенок усваивает с детства опыт при­менения жестокости и, вырастая, начинает его возвращать окружающим. Только он прав, только с самим собой следу­ет считаться, окружающие — ничто, и можно даже, в пре­дельном случае, бить, терроризировать, убивать. Они — не совсем люди.

Эта позиция — то, что в нашей психологии в двадцатые годы называлось «моралепатия» и что сейчас на Западе называется «моральная имбецильность». Это люди с несформированной совестью.

Однако дети, живущие с жестокими родителями, могут выжить лишь подобным образом. Тем не менее, для обще­ства, да и для самих этих людей, когда они подрастают, указанная позиция — трагедия. Трагедия потому, что как и все лягушки, эти люди не могут проанализировать свое поведение, не способны обьективно посмотреть на то, что с ними происходит, извлечь положительный опыт из жизни. Во всем виноваты другие — «они», «все — из-за них». Эти дети также представляют большую проблему для вос­питателей, т.к. любой взрослый — нехороший.

Коричневым лягушкам хочется, как и всем людям, полу­чить поглаживания. Но поглаживания настолько хороши, насколько хорош тот, кто их дает, а поскольку все другие — нехорошие, то и поглаживания их — третьесортные. Люди с этой позицией часто стремятся к руководству, лидерству и окружают себя кликой поддакивателей, восхищающихся любым действием руководителя и поющих ему дифирамбы, но он-то (человек с позицией «я-хороший, ты-плохой») знает, что на самом деле это он сам все организовал и не верит подхалимам, а время от времени меняет их на других.

Наконец, последняя позиция «я-хороший, ты-хороший», которая дает нам надежду, — позиция принцев. Здесь — качественные отличия от предыдущих, которые принимают­ся подсознательно в раннем возрасте, основываются на чув­ствах. Эта позиция — результат осознанного решения, опи­рающегося на собственный опыт и на опыт других людей.

Лягушки озабочены вопросом «Почему?». Принцы за­дают вопрос «А почему бы и не...?» Когда лягушка спра­шивает «Почему?» — это не исследовательский вопрос «Почему так получилось?» и что следует делать, чтобы было лучше. Это вопрос, направленный не на деятельность и условия ее осуществления, а обращенный к судьбе. Фак­тически это вопрос «Почему это происходит со мной?», «Почему судьба так несправедлива ко мне?», «Почему мне всегда так не везет?». На этот вопрос нет и не может быть ответа, т.к. задавать его некому. Это, по сути, не вопрос, а жалоба, поэтому «Почему?» лягушки неконструк­тивно. Вопрос же принцев «Почему бы и не...?» конструк­тивен, он направлен к условиям деятельности, а не к фату­му. Он означает: «Так у меня не получилось, а почему бы не попробовать по-другому?».

Таким образом, для лягушек успешность их деятельности связана не с собственными усилиями, а с везением, с роком, фатумом, судьбой и значит изменить в жизни ничего не­льзя, можно только жалеть себя. Принцы же, напротив, свою успешность производят сами, поэтому для них важно проанализировать свои действия и улучшить их, если необ­ходимо. Любое действие принцев, даже не слишком резуль­тативное, подтверждает, что они — «хорошие», тогда как даже успех лягушек ничего не может изменить в их само­ощущении.

В четвертую позицию нельзя соскользнуть. В нее перехо­дят. Этот переход не прост. Нельзя проснуться и сказать себе: «Все, надоело быть лягушкой. С сегодняшнего дня я — принц». Для того, чтобы стать принцем, необходимо гораз­до больше информации о самом себе, чем имеет обычная лягушка. Чтобы быть «хорошим» требуется обратить внимание на себя, на то, что делаешь, как делаешь и думаешь, какие решения о себе принял в раннем детстве и почему сейчас их придерживаешься.

Точно так же невозможно заставить человека быть прин­цем. В принцы не загоняют, ими становятся, самостоятель­но сбрасывают кожу. Родители и преподаватель способны существенно помочь ребенку стать принцем, создать у него предпосылки, «базу принцевости», но решение о том, что он «хороший», будет принимать только сам ребенок. Тем не менее дети, родители и учителя которых формируют у них эту основу — счастливчики, им стать принцами во много раз легче, чем прочим. Создается эта база в том случае, когда ребенку всегда демонстрируют его удачи, показывают, что он что-то может, что он чего-то стоит. Это очень легко услышать, прочитать, но тяжело сделать. Мы все более склонны ранить, ругать, указывать, распоряжаться, нежели хвалить и поддерживать. Вместе с тем, трудно ожидать, что н« ушка может воспитать принца. Это вовсе не означает, он ребенок человека, занимающего позицию лягушки, не мкжет стать принцем, но он станет таким вопреки, а не с помощью родителя. (Мы рассмотрим дальше, как можно ««««мочь детям в обретении «принцевости»).

Поэтому воспитателям приходится начинать воспитывать себя!

Для преподавательской повседневной практики вполне достаточно рассмотренных нами отношений, включающих отношения «Я» и «ТЫ». Однако для специальных целей, при возникновении соответствующей необходимости произ­нести более тонкий анализ, можно применять предложен­ные Э.Бёрном трехчастные отношения. Рассмотрим их вкрат­це, вводя элемент «Они».

«Я-хороший, Ты-хороший, Они-хорошие». Это — «чистый» принц. Идеал человека, прекрасно относящегося и принимающего себя, близких и всех людей вообще. Он предполагает, что все люди имеют равные права и уважи­тельно относится к отстаиванию ими этих прав, не забывая при этом о своих собственных. Он авансирует человеку, абсолютно любому, доверие и положительное отношение. Для того, чтобы изменить его мнение о чьей-либо персоне в негативную сторону, этой персоне надо очень постараться.

Далее, «Я-хороший, Ты-хороший, Они-плохие». Это позиция предубежденного сноба, члена мафиозной, гангс­терской группы. Это позиция члена националистических груп­пировок, позволяющая легко объяснять все неудачи.

«Я-хороший, Ты-плохой, Они-плохие». Это пози­ция одинокого, высокомерного человека, уверенного в своей исключительности. Ее лозунг — «Каждый должен покло­няться мне, и равняться на меня, настолько, насколько спо­собны низкие люди».

«Я-хороший, Ты-плохой, Они-хорошие». Это пози­ция агитатора или недовольного, иногда — миссионера. Лозунг — «Вы, находящиеся здесь, не очень хороши, а вот они там...»

«Я-плохой, Ты-хороший, Они-хорошие». Это мазо-хистическая позиция человека, склонного к самобичеванию — «Я самая мерзкая тварь в мире».

«Я-плохой, Ты-хороший, Они-плохие». Это холоп­ская позиция людей, сносящих унижения скорее из снобиз­ма, нежели по необходимости — «Я, конечно, унижен, но ты вознаградил меня за это, не то, что эти низкие людишки».

«Я-плохой, Ты-плохой, Они-хорошие». Это позиция холопской зависти, которая иногда может привести к псев­дореволюционным действиям — «Они нас ненавидят пото­му — что мы не так (богаты, умны, образованы, другого цвета кожи и т.п.)».

«Я-плохой,Ты-плохой, Они-плохие». Берн считает, что это пессимистичная позиция циника или тех, кто верит в предопределение и первородный грех — «Никто из нас недостаточно хорош».

Кроме отношений «хороший» и «плохой», вводится еще отношение «вопрос», то есть «не знаю, сейчас еще нет чет­кой позиции».

«Я-хороший, Ты-хороший, Они-вопрос». Это евангельская позиция — «Мы с тобой прекрасные ребята, но вот о них не знаем ничего. Пусть они подтвердят, что они чего-то стоят, либо присоединяются к нам».

«Я-хороший, Ты-вопрос, Они-плохие». Это позиция аристократов крови — «Большинство людей не значат ни­чего, что же касается тебя, то посмотрим, достоин ли ты общаться со мной».

Если ввести еще два или три вопроса, то в сочетании с оппозицией «хороший-плохой» получится тридцать одно от­ношение.

И принципе, классификацию можно сделать еще более »ш|>окой и иногда этого требует практика. Тем не менее, повторяем, что обычно достаточно четырех категорий.