Давайте теперь попробуем разобраться, что же стоит за стремлением человека удовлетворить свои межличностные потребности, почему воз­никают проблемы в этих областях, что способствует выра­ботке различного отношения к жизни. Для этого нам при­дется ввести три личностных измерения - интрапсихологическое, интерпсихологическое и метапсихологическое.

В первом измерении личность рассматривается как ин­дивидуальность, как то, что отличает ее от другого челове­ка. Здесь представлены качества личности, данные челове­ку от рождения. Это - скорость реакции, темперамент, чувствительность - острота зрения, болевая чувствитель­ность и пр., ум и т. д. Этот ряд Вы можете продолжить сами.

Во втором измерении оказываются такие черты лич­ности, которые возникают у человека в процессе его взаи­модействия, общения с другими людьми. Например, грубость. Представьте себе человека, который попал на необитаемый остров. Можем ли мы о нем сказать, что он грубый? Очевидно, нет, так как грубым человек может быть только по отношению к другому человеку, но не к себе самому. То же самое относится к таким чертам личности, как дружелюбие, общительность, конформизм, стремление к лидерству, стремление к подчинению, стремление к принадлежности к группе и т. п.

Таким образом, мы нашли, что человек может обладать такими чертами, которые возникают у него только при на­личии второго хотя бы человека. Что это означает? То, что «пространство личности» больше его физического тела, в него попадают и такие черты, которые находятся вне чело­века, а расположены как бы между людьми, в межиндивидуальном пространстве.

Наконец, третье измерение личности. Как вы считае­те, может ли человек воздействовать на других людей нетолько в непосредственном общении, на виду друг у друга, но и после этого непосредственного общения? Или более того, в пределе - возможно ли влияние личности на дру­гих людей даже после ее смерти?

О чем в данном случае идет речь? В процессе Вашего взаимодействия с любым человеком - например, когда вы в качестве родителя беседуете с педагогом своего чада, у вас складывается определенное представление об учителе, его образ. Причем не просто его зрительный образ. Вы можете на какой-то период с достаточной достоверностью прогнозировать действия данного педагога, то, что и как он будет рассказывать вам о поведении вашего ребенка и его отметках. Вы можете судить об учителе как о личности.

Теперь представим ситуацию: излагаемые учителем сооб­ражение о воспитании, о роли родителей и семьи в этом процессе настолько сильно подействовали на Вас, что изменили ваши представления о себе как родителе, об осо­бенностях ваших взаимодействий с детьми и супругом. В этом случае влияние учителя на Вас будет продолжаться и после того, как Вы уйдете из школы. Иными словами, можно говорить о воздействии «идеального образа» учителя или его «персонализации» в вас.

Все это и в еще большей степени относится к людям, с которыми вы постоянно общаетесь - к супругам, детям, родителям, коллегам. Их воздействия, приводящие к изме­нению Вашей интеллектуальной сферы, Ваших эмоций, яв­ляются их персонализацией в Вас, равно как и Вы персона­лизируетесь в них. То есть личность можно определить и со стороны тех изменений, которые человек производит в лич­ностях других людей.

Из сказанного следует важный для нас вывод: информа­ция, навыки, знания не усваиваются детьми сами по себе - они воспитываются только в комплексе с личностью родителя либо учителя. Вспомните свое школьное детст­во - различные предметы нравились вам не сами по себе, привлекали в основном не своим содержанием, а в зависи­мости от того, какой учитель их преподавал. Ребенок не раскладывает по палочкам знания у себя в голове, но персона­лизирует их как принадлежность идеального образа учителя.

Существует потребность человека в персонализацин - потребность продолжать себя в других, потреб­ность «быть личностью».

Объективно потребность в персонализации - потреб­ность себя в других, воздействия на другого путем создания у него до   лговременных образов себя, стремле­ние вкладывания себя в других - может переживаться чело­веком субъективно как потребность славы, дружбы, уважения, лидерства, внимания и т. п. Эта потребность выступает в ос­новном неосознанно, преломляясь через другие нужды.

Человек персонализируется не в «бездушном пространст­ве общения душ», а в конкретной деятельности и общении, когда демонстрирует другому различные стороны своей лич­ности. Возможна ситуация, когда потребность в персоналииэапии интенсивна, но существует дефицит средств персонализации - у человека нет оригинальных мыслей, остроумия, доброты, воли и т. п. - словом, того, что называют «богатством души». Тогда, зачастую, используют кажущийся эффективный но, по сути, тупиковый путь алкогольного опьянения. Не случайно главный вопрос алкоголика «Ты меня уважаешь?» (т. е. есть ли что-нибудь от меня к тебе?). Он буквально домогается быть персонализированным в другом - авторитетным, понимаемым и принимаемым во всем блеске своих исключительных достоинств, ума и бла­городства, которые он сам в себе ощущает. Однако у окру­жающих отсутствует готовность принять этот дар алкоголика. Как можно преодолеть это препятствие? Алкоголик, для которого спиртное равноценно жизни, необычайно легко делится им с собутыльником и беспокоится, если в компании оказывается трезвый. Алкоголику необходимо снизить ба­рьер, препятствующий персонализации, а это можно сде­лать, только напоив другого и уравняв его с собой на нача­лах взаимной квазиперсонализации. Почему «квази»? По­тому, что никакого изменения личности пьяница не произ­водит - нет соответствующих средств. Способность к ин­тимному общению, внешние признаки персонализации алкоголик получает лишь в момент опьянения, но когда он трезвеет, исчезает и персонализация и все надо начинает сначала.

Таким образом, существует не только потребность в персонализации, но и способность к персонализации. Последняя имеет огромное значение, поскольку из двух партнеров человек предпочтет того, кто, при прочих равных условиях, обеспечит ему максимальную персонализацию.

Очень интересен в этом плане опыт обучения в Древней Греции. По словам Ксенофонта: «Никто не может ничему научиться у человека, который не нравится». Воспитание в Греции мыслилось как исключительно глубоко личностное общение, в котором старший должен быть наставником, идеалом младшего, который, в свою очередь, должен был испытывать чувство любви к старшему.

Для персонализации недостаточно лишь активности одного человека, необходима встречная активность другого, его готовность принять персонализацию. Эту готовность можно стимулировать. Необходимым условием персонализации яв­ляется межличностный контакт. Контакт - особая форма влияния, являющаяся симметричной - то есть, для персонализации одного человека в другом недостаточно транс­ляции первым своей индивидуальности второму, необходима также встречная небезучастность другого человека, направлен­ная на присвоение, личностное осмысливание индивидуальных особенностей первого. В контакте оба человека проявляют ак­тивность, результатам которой и является персонализация.

Для нас важно, что потребность в персонализации, пре­ломляясь в поведении человека, выступает и в области удов­летворения им межличностных потребностей, в каждой из которых он стремится персонализироваться в окружающих. При этом у него могут возникать проблемы в случае собст­венной неспособности персонализироваться в другом чело­веке, в случае неспособности другого принять эту персона­лизацию и в случае, когда человек не воспринимает призна­ки персонализации себя в другом - персонализационная слепота (сюда же, вероятно, следует отнести случаи ложной персонализации - персонализациоиной иллюзии, когда че­ловеку мнится, что он персонализировался в другом, хотя на самом деле этого нет).

Мы можем сказать, что персонализации образует еще один, кроме культурной и социальной, тип связи между людьми, который отличает человеческое общество от лю­бого другого животного общества. Представьте себе незри­мую и зачастую неосознаваемую сеть, пронизывающую со­циум-личностную связь. Здесь и запечатленные и продол­жающие жить в нас люди прошлых поколений, и наши современники. Мы можем говорить о персонализационном единстве общества и о том, что выпадение из этого единст­ва разрушает неповторимость личности человека.

Тогда, вероятно, становится понятным, почему самым страшным наказанием в прошлых веках считалась не смерт­ная казнь, а сословный остракизм - лишение дворянства, купеческого, мастерового и другого званий. Ведь человек обладал персоналкзационными навыками, пригодными лишь для своей среды, и насильственное перемещение его за рам­ки собственного сословия лишало его возможности персо­нализации, что, очевидно, чревато тяжелыми психическими срывами и горше смерти...

Возможно, что особые, «местные» способы персонализа­ции могут являться одной из причин ксенофобии.

Давайте теперь попробуем рассмотреть филогенез персо­нализации. Можно предположить, что на самых ранних этапах становления человеческого общества проблем, связанных с персонализацией, было совсем мало. Высокая вариативность реагирования и такая же высокая подражательность древ­него человека способствовали тому, что любые девиации поведения одного индивида делались достоянием всей груп­пы , что, с одной стороны, способствовало выживанию Хомо сапиенс, а с другой - закрепляло эту самую персонализа-цию как отличительную черту человека. Таким образом, к моменту дифференциации общества люди уже не могли жить без этой «привычки».

Усложнение общественной структуры привело к первым затруднениям с персонализацией - утратилось равенство членов группы. В племени появились вожди, шаман, воины, охотники, скотоводы, земледельцы. К этому необходимо добавить обязательную поло - возрастную дифференциацию. Жизнь стала требовать от человека выполнения различных функций в зависимости от его возраста и занимаемого поло­жения в племени, он стал играть различные социальные роли. И сразу возникла проблема выбора - чем из всего этого сложного поведенческого набора должен персонализиро­ваться человек? И тем ли персонализировался, чем хотел?

Общество стремилось унифицировать персонализацию: запечатлеться должен вождь как таковой, а не вождь осо­бенный. Общество всегда стремится к усредненности и мо­нотонности, хотя двигают общественное развитие именно выдающиеся его элементы. Обществу желательно, чтобы был просто Вождь, ну, в лучшем случае № 1, № 2, № 3 и т. п.

Точно так же должны были быть «Жрец», «Воин», «Ре­месленник», «Землепашец» и т. п. Однако так не получа­лось, члены племени персонализировались как раз своим отличием от других исполнителей тех же ролей.

Особенно ярко эта тенденция проявилась в более позднее время в номерах королей и императоров. «Номерные» пра­вители стремились завоевать особенное имя, вроде «Гроз­ный», «Львиное сердце».

Общественная жизнь усложнялась. Появились рабы и рабовладельцы, феодалы и крепостные, рабочие и капита­листы. Возникло уникальное психическое образование, ко­торое мы называем «личностью».

Личность, если можно так сказать, становилась век от века все сложнее и сложнее, все тоньше и дифференциро­ваннее (желающие подробно ознакомиться с этим процес­сом могут обратиться к трудам по исторической психоло­гии). Человек, оставаясь членом общества и живя в нем, все более от этого общества обособлялся, становился более свободным, самостоятельным, самодеятельным, ибо только так он мог выжить в этом новом сложном мире.

Однако полученная свобода несла не только радости. Общество уже не могло гарантировать статусную персонализацию. Теперь мало быть вождем, князем, бизнесменом, президентом, чтобы наверняка запечатлеться в других лю­дях. Нужна личностность.

Конечно, общество прилагало все усилия, чтобы облег­чить своим членам взаимную персонализацию. Создавались и развивались специальные стереотипизированные формы взаимодействия, призванные обеспечить этот процесс. Сюда относятся уже рассмотренные нами ритуалы, времяпрепро­вождения, операции, дружба, любовь. Все они явились гени­альным изобретением. В принципе, их вполне достаточно для создания общественной персоналзационной сети, если бы...

Если бы общество состояло только из принцев и прин­цесс. Им эти способы взаимодействия позволяют персонализовываться в других людях и ощущать свою персонализованность в них, а также персонализовывать самим в себе других людей. Но общество состоит не только из принцев. В нем есть еще и лягушки. А каждая лягушка обладает каким-либо дефектом персонализации - либо сама не спо­собна к этому, либо не замечает своей персонал изо ванности, либо не персонализует других, либо подвержена иллю­зиям персонализации.

К этому стоит добавить, что, поскольку каждый из ука­занных типов взаимодействия удовлетворяет определенную межличностную потребность, то и персонализация происхо­дит именно в этой сфере - признании, приятии, контроле. А у каждой лягушки могут быть затруднения в любой, либо во всех одновременно областях, что делает #возможность персонализации лягушек очень проблематичной.

Коричневые лягушки и их серые собратья испытывают большие затруднения как в собственной персонализации, так и в персонализации в себе других людей и подвержены персонализационным слепоте и иллюзиям. Это понятно, так как любой другой человек для них - нехороший, а у него ни взять ничего нельзя, ни давать ему ничего не стоит, ведь он - никто. Зеленые лягушки могут персонализовать в себе других, поскольку другие - хорошие, но с собствен­ной персонализацией трудно, тут и персонализационная сле­пота и иллюзии.

Коричневые и серые лягушки могут различаться стра­тегией поведения при неудачной персонализации. Для пос­ледних характерен уход, отказ от дальнейших попыток, первые же пытаются навязать свою персонализацию, даже силой. В этом смысле преступление - насилие и, в крайнем слу­чае, убийство - специфические способы персонализации силой в другом человеке, поскольку только в такой экстре­мальной ситуации лягушке этого типа удается запечатлеться в другом, получить свидетельство своего существования.

Это, последнее, пожалуй, самое важное в персонали­зации - потребность повсюду оставлять свои следы, по­требность преобразовывать мир по своему образу и по­добию. Когда мы общаемся с другим человеком, он немного меняется и становится чем-то неуловимо похож на нас и только в этом случае мы получаем наибольшее удовлетво­рение от общения, говорим, что нас поняли (заметили, оце­нили, любят и т. д. ). Если нам не удалось изменить друго­го человека, сделать его похожим на нас, то мы крайне недовольны таким общением, говорим, что этот человек не понял нас, что он неинтересный (глупый, ограниченный, холодный, враждебный, нелюбящий и т. п. ). Чем больше людей нам удается сделать похожими на нас, персонализироваться в них, тем лучше мы себя чувствуем.

Для того, чтобы обеспечить себе хотя бы минимальный уровень персонализации, люди обычно женятся и заводят детей - уж в супруге и детях я наверняка смогу запечат­леться! Поэтому понятна особая эмоциональная напряжен­ность семейных отношений там, где персонализироваться чле­нам семьи не удается. Люди с повышенной потребностью в персонализации выбирают профессии, связанные с особыми возможностями оставить след, прежде всего, преподавание (а также армию, где возможность персонализации, как им кажется, связана с чином).

Таким образом, в наибольшей степени имеют возмож­ность персонализоваться в других людях и персонализировать их в себе принцы, которым для этого не требуется произво­дить каких-то специальных, особых, не связанных с их ес­тественным поведением действий.

Возможности персонализации у лягушек в значительной степени затруднены. Для этой цели им необходимо осу­ществлять специальные усилия, связанные, в основном, с «силовыми» методами, что предопределено асимметричнос­тью персонализации, сложностью персонализации в других, трудностями персонализации других в себе, невозможнос­тью ни того, ни другого и нарушениями в восприятии ре­зультатов персонализации.

Однако общество и здесь нашло средства облегчения жизни своим членам. Был изобретен особый способ стерео-типизированного взаимодействия, правда, несколько похо­жий на эрзац других отношений, позволяющий снять персонализационное напряжение у лягушек.

Этот способ в действительности не обеспечивает персо­нализацию участников, а лишь создает видимость, иллюзию персонализации, но, тем не менее, он работает и позволяет людям жить. Конечно, использующие его лягушки так и остаются лягушками и всю жизнь депривируются от ощу­щения счастья, однако и они получают временами какое-то удовольствие от контактов. Этот способ Берн назвал «иг­рами».

Игра может заменять лягушке все другие виды взаимо­действия. Игра - это извращенной способ взаимодейст­вия. Извращенный потому, что в нем все межличностные, потребности преобразуются в одну - в потребность кон­троля. И человек прибегает к силе, если хочет признания, прибегает к силе, если хочет приятия, и опять-таки, прибе­гает к силе, если хочет контроля. Независимо от вида по­требности и жизненной ситуации, игра предлагает только один - силовой - вариант решения. В этом ее ущерб­ность, но в этой же простоте - и привлекательность.